Мы стоим на пороге открытия – открытия новой многомиллионной нации в самом сердце Европы, где, казалось бы, все народы уже пару веков как учтены и сочтены. Догадки об ускоренном созревании этой нации будируют интернет в течение последних недель. Добавить бы еще несколько политических инициатив – и новая нация станет реальным субъектом внутренней политики Украины. А там, глядишь, и внешней ее политики.
Россия, конечно, не признает появление этого нового народа, и будет упорно считать их русскими.
Это упорство будет стоить ей немалых денег, потраченных на пропаганду идеи “защиты прав русских” среди людей, которые ощущают себя уже не просто русскими, но –украинскими русскими.
Сегодня в социальных сетях люди с русскими фамилиями называют себя “бандеровцами” и пытаются убедить других людей с русскими фамилиями в том, что им хочется жить в независимой Украине. Те не верят. За оппонентами в этих спорах стоят совершенно разные картины мира, которые делают взаимопонимание невозможным.
Вопрос о том, в какой плоскости лежат водоразделы между нациями – это не вопрос вкуса или образованности. Это вопрос принадлежности разным временнЫм потокам, разным укладам. В ориентирах модерна нация привязана к политическим категориям, в ориентирах постмодерна довлеют культурные определения.
Представления о национальной палитре внутри Украины столь разнообразны как раз по той причине, что приверженцы различных временных потоков сосуществуют у нас одновременно и параллельно.
Концепт Вячеслава Липинского о миссии украинской нации в построении государства остается и на сегодня актуальным, и в настоящий момент имеет множество приверженцев. Популярность такого способа самоидентификации – основа рейтингов ГО “Свобода” и некоторых других политических сил.
В обществе, где медиа не обрели власти над душами, а коммуникации походят преимущественно между единокровными соседями – объясним и даже закономерен триумф национализма.
Но в результате внедрения в обыденность медиа, и особенно телевидения, круг контактов человека расширяется. И уже не чужими ему оказываются все, кто говорит на понятномему языке. Так изменение коннективности мира меняет представление о “своих” и “чужих”. То есть, меняются маркеры идентичности.
Современный политологический мейнстрим усматривает ключевые идентификационные ориентиры жителей Украины – в сфере культуры, а не “крови и почвы”.
Главный такой ориентир – язык общения.
Русскоязычные граждане Украины, независимо от этнической принадлежности, в самом деле демонстрируют единство поведенческих практик и политических предпочтений.
И на этом тоже спекулирует политика. Прежде всего, на этом пытаются сыграть нынешние российские власти, охватывая русскоязычным телевещанием восточные регионы Украины. Противовес тренду, который они оседлали, ими видится лишь в классическом национализме. И они не без оснований указывают на его архаику и возможные, в случае прихода к власти, перегибы. Многие этому верят – не только русскоязычные жители Украины, но и паблисити Запада, до сих пор не оправившееся от травм Второй Мировой войны.
Но ведь этот противовес не единственный, и главное – не перспективный.
Перспектива – в дальнейшем повышении коннективности мира, реализующемся на наших глазах посредством интернета. Интернет сближает людей, не связанных культурной или языковой общностью. Иными словами, он меняет понимание ближнего и дальнего.
Так возникают предпосылки для нового переопределения границ идентичности.
Поэтому промывке мозгов со стороны российских СМИ противостоит не так почвенничество, как, прежде всего – интернет. Телевидение, фиксируя языковые маркеры идентичности, в долгосрочной перспективе не в состоянии конкурировать с интернетом, где эти маркеры становятся несущественны.
Хорошая новость для человечества: в поиске правды и истины люди с каждым новым поколением становятся все более пытливыми и требовательными. И создают все более адекватные инструменты поиска истины. Интернет – лишь один из них. Вместе с множеством других, расширяющих коннективность мира, интернет отодвинет в прошлое идентичности, основанные на языке. Или, во всяком случае, значительно ограничит их влияние.
Манипуляциями через телевидение можно влиять на обывателя; но лидеры мнений давно медийно переселились в интернет.
Преимущественно англоязычная интернет-сеть положила конец информационной изоляции в рамках народов-язЫков. С другой стороны, национальные представительства в виде чайна-таунов, арабских кварталов и других диаспор по всему миру заставляют прибегать к образу национальных сетей, накинутых поверх государственных структур.
О такой сети мечтают и российские власти, информационно окормляя русскоязычных в “ближнем зарубежье”.
Но в план реализации замысла закралась ошибка: ведь арабские и китайские диаспоры сохраняют в первую очередь преданность своей цивилизации, и только во вторую очередь – языку. Русские власти, сделав ставку на язык, не предъявили убедительных цивилизационных, то есть ценностных ориентиров.
Единственный цивилизационный маркер, который они предъявили – это витрина антифашизма с георгиевскими ленточками.
Нет нужды останавливаться на истинном характере путинского “антифашизма“, тем более что он прекрасно раскрыт в статье Валерии Жовтянской. Будь у России более основательная цивилизационная позиция – план вербовки русскоязычных как агентов Кремля имел бы больше оснований для реализации.
Но Россия делает ставку на язык.
Это не слишком авангардная позиция “нация = культура” в координатах дезориентаций постмодерна. И медийные средства ее реализации – телевидение – не то, чтобы архаичны, но уж никак не авангардны.
Что-то не рвутся русские люди Украины в Империю. Сама идея аннексий в географическом выражении, кстати, тоже отдает невероятной архаикой. С тех пор, как триединство нации, государства и территории оказалось разорванным, наступил, по наблюдению Баумана, “конец географии”: ее уже нельзя мерить категориями стран и народов.
Но если страны и народы оказались оторваны от географии, то тем рельефнее обозначилась их связь с историей. История становится основным ресурсом формирования будущего; битвы за историю это и есть битвы за идентичность.
Георгиевские ленточки – это, безусловно, позиция в битве за прошлое. Украина, борясь за свою свободу, оказалась по другую сторону баррикад, и выстояла. Нам предстоит сформулировать, почему – в представлениях не только политических, но и исторических.
Тем более что по эту сторону оказались и русские.
В пылу полемики с русскими России украинские русские могут называть себя “бандеровцами”, и даже “жидобандеровцами”. Но мы понимаем, что это от эмоций, что на самом деле придется давать настоящие имена, и осмысливать настоящие идентификационные маркеры, подтвержденные образом прошлого – специфическим историческим нарративом.
Заложить такой нарратив в само название новоявленной нации пытается, например, Назил Хамитов, когда пишет о различии между двумя типами русской идентичности – московско-русской и киево-русской. Он подчеркивает, что киево-русские не хотят воевать с Москвой, но и приказной тон с ее стороны терпеть не собираются.
Очевидно, что отношение к империи – один из ключевых идентификационных маркеров, разделяющих эти два русских народа.
Украинские русские или, в терминологии Хамитова, киево-русские не видят себя инструментом расширения границ империи. Они отказываются быть таким инструментом, то есть пятой колонной Украины. Предательство “вшито” в ценностные ориентиры русской империи.
В историческом нарративе украинских русских империя – не благо, не мечта, а символ предательства, на которое они не пойдут.
Скорее они готовы выступить агентом новых цивилизационных ориентиров для русских России. Хотя сформулировать эти новые ценностные ориентиры еще только предстоит. И прежде всего – историкам.
Цивилизационные ориентиры оттеснят культурные. Инструментарий интернета покажет себя эффективнее, чем инструментарий телевидения. И очертания наций будут определяться уже не только географией, а в значительной степени историей, которая прокладывает путь в будущее.
И украинские русские будут в авангарде становления этих наций нового типа.
